На
конкурс «Расскажи о любви своей»
Золушка
моя…
Я
хочу рассказать о том, что произошло со
мной без малого пятьдесят лет назад.
Точнее - сорок девять с половиной. Осень
только начиналась. Я перешел в пятый
класс, и за плечами у меня был уже целый
год занятий в школьном
хореографическом кружке. Вела его
удивительная женщина. Лидия
Владимировна - так звали ее - работала в
музыкальном театре артисткой балета.
Нас, 10-11-летних пацанов и девчонок,
восхищало то, что она великолепно
танцевала и нас тому старалась учить. В
те послевоенные голодные и холодные
годы это было очень большой редкостью,
чтобы в школе, на окраине нашего
Воронежа, работал хореографический
кружок, который вела настоящая
балерина.
Называли мы
свой кружок просто - “танцы”. Но порою
казалось, что у нас складывается,
рождается свой настоящий танцевальный
театр. Тем более, что иногда к нам
приходил на занятия муж Лидии Владимировны, тоже
актер театра. Он подолгу смотрел на
наши усилия овладеть основами
хореографии. Иногда сам садился к “роялю”,
то есть к старенькому пианино, играл
очень громкое и бравурное и обсуждал
что-то с нашими преподавателями, “дамами”,
как он их называл. В результате
появлялись новые танцы, даже новые
программы. Но давалось это и нам, и
нашим учителям очень нелегко.
Так начался
второй год работы “театра”. Все было,
как и раньше. За исключением только
одного: в “труппе” (мы боялись этого
непонятного слова и заменяли его
словом “группа”) появилась новая “солистка”.
Она пришла и сразу удивила всех умением
танцевать, как будто была “профессионалкой”.
Позже узнал, что “профессионализмом”
своим она овладела еще в детском саду.
Тоненькая,
хрупкая, со светлыми кудряшками над
большими серыми глазами, она двигалась
так легко, словно порхала мотыльком.
Этим и отличалась от других девчонок. И
каково же было мое удивление, а потом и
радость, когда Лидия Владимировна в
очередном новом танце поста вила ее со
мной в пару. Мог ли я подумать тогда, что
так и буду с ней в “паре” 50 лет?!
Время шло к
Октябрьским праздникам, скоро нам
предстояли выступления, поэтому
репетиции были частыми и напряженными -
по три часа в день. В редкие перерывы мы
буквально валились с ног. Однажды, вот
так же, она обессилено опустилась на
стул, туфелька соскочила с ее ноги. Я
стоял рядом, поднял маленькую красную
туфельку, протянул ей и сказал одно
только слово: “Золушка”.
Кончались
занятия, наши репетиции, и мы
расходились по домам. А дома наши с ней
оказались по разные стороны от школы. Я
никогда ее не провожал, а просто шел и
смотрел ей вслед. Иногда она
оглядывалась, и тогда я останавливался.
Так было и в тот раз. Она оглянулась и
побежала догонять подружек.
Иногда на
занятия нашего "кружка-театра”
приходили родители кого-нибудь из
ребят. А к ней никто не наведывался.
Лишь раз как-то заглянула бабушка. А
вскоре я узнал, что мамы у девочки нет,
она умерла еще во время войны. С тех пор
слово “Золушка” я ни когда не
произносил.
И вот тогда к
моей любви (а то, что это любовь, я не
сомневался никогда с самого первого
дня) добавилась какая-то смесь жалости
и восхищения. Жалости - потому что я не
мог себе даже представить, как ребенок (ей
было тогда 10 лет) может жить без матери.
И восхищения - потому что видел: она
совсем юная, но уже самостоятельная.
Взрослели мы в
начале 50-х годов быстро. Такое уж было
время! И еще одно: хотите верьте, хотите
- нет, но мы верили в сказки...
Однако сказки
быстро кончаются: в ноябре мужа Лидии
Владимировны перевели в другой театр, и
они уехали. Наш "кружок-театр”
прекратил свое существование: мы очень
переживали. Уменьшило печаль то, что
меня в это время послали в “Артек”. Там,
к моей радости, я вновь встретил свою
Золушку. Пути наши и в дальнейшем много
раз пересекались.
Через 10 лет мы
поженились. Воспитывали сына и были
счастливы. Сейчас для нас вершина
счастья, когда внук приходит из школы и
докладывает об успехах по физике и
математике, а внучка, приходя из школы
искусств, - по музыке и танцам. Тогда к
нам как будто возвращается молодость. А
что может быть лучше нее?!
Виталий
РЕШЕТОВ.
«Коммуна»
18.02.2000г.
|